АЛЬФРЕД ХАСАНОВИЧ ХАЛИКОВ
(1929-1994)

Альфред Хасанович Халиков родился в семье учителей 30 мая 1929 г. в деревне Курманаево Нурлат-Октябрьского района Татарстана. В 1947 г. после окончания средней школы № 2 в г. Казани он поступил на исторический факультет Казанского государственного университета, который с отличием окончил в 1952 г. Еще студентом в 1951 г. его принимают на работу в Институт языка, литературы и истории Казанского филиала АН СССР, где он прошел путь от лаборанта до доктора наук, профессора и более 30 лет возглавлял отдел археологии и этнографии. Вторым родным домом стал для А.Х. Халикова университет, где он долгие годы читал лекции по общему курсу археологии и спецкурс «Этногенез народов Среднего Поволжья и Приуралья», руководил курсовыми и дипломными работами, студенческим археологическим кружком. Благодаря его энергии в Казанском университете был воссоздан археологический музей.
А.Х. Халиков принадлежит к тому поколению ученых, становление которых пришлось на первое послевоенное десятилетие. Археология стала поприщем всей его жизни, а не просто выбором творческого пути. Трудно себе представить иной выбор, и состоялся он, конечно, благодаря личности известного историка и археолога Н.Ф. Калинина (1888—1959) и организованного им в 1946 г. в Казанском университете студенческого археологического кружка (Халиков А.Х., 1986, с.39). Кружковцы стали основной опорой в работе над составлением задуманной Калининым археологической карты Татарии и возглавили разведочные отряды организованной для этих целей экспедиции. Уже первая студенческая работа (Халиков А.Х., 1951) продемонстрировала высокий исследовательский потенциал молодого ученого: в 1951 г. она была отмечена премией Министерства высшего образования СССР. В эти годы определились научные интересы Альфреда Хасановича, связанные с изучением древнейшего прошлого Волжско-Камского края, и прежде всего бронзового века.
Изучение эпохи раннего металла на рубеже 40—50-х годов представляло собой фактически непаханую целину, обещавшую богатейшую жатву открытий. Уже первые систематические исследования (вспомним раскопки Н.П. Лихачева и П.А. Пономарева курганных погребений близ Маклашеевки и Полянок, В.Ф. Смолина — Абашевского могильника, А.В. Шмидта и Н.А. Прокошева — Турбинского, П.П. Ефименко — Алгашинского и Атликасинского, О.Н. Бадера — Балановского и т.д.) привели к открытию первоклассных памятников бронзового века Волго-Камья. Однако разработка многих насущных проблем эпохи раннего металла была невозможна без массовых археологических источников, и прежде всего поселенческих. Основываясь лишь на старых — дореволюционных и довоенных, двигаться вперед было уже невозможно. Однако накопление полноценных источников — процесс долгий и трудоемкий. Вторая мировая война прервала успешно начатые исследования древних стоянок и поселений в зонах затопления будущих гигантских водохранилищ на Волге и Каме. Только чрезвычайные обстоятельства вновь могли убыстрить процесс накопления источников. В 1947 г. возобновились аварийные и спасательные работы Камской, а в 1950 г. — Куйбышевской археологических экспедиций под руководством О.Н. Бадера и А.П. Смирнова. В работах последней самое деятельное участие приняли Н.Ф. Калинин, А.М. Ефимова, О.С. Хованская, В.Ф. Генинг и др. На долю 5-го (Казанского) и 4-го отрядов, руководимых Н.Ф. Калининым и А.В. Збруевой, выпало изучение большинства первобытных поселенческих памятников, раскопанных Куйбышевской экспедицией, и прежде всего селищ позднего бронзового века близ поселений Займище, Большие и Малые Отары, Карташиха, Атабаево.
Судьба распорядилась так, что масштабные раскопки этих поселений в 1951—1952 годах по сути определили исследовательский выбор А.Х. Халикова. Помимо значительных и хорошо документированных материалов он получил в эти годы, в самом начале научной карьеры, еще нечто очень важное, а именно: свободу, право выбора. Н.Ф. Калинин, сознававший важность и необходимость изучения древнейшего прошлого края, направлял в это русло энергию и помыслы своего, пожалуй, способнейшего ученика, доверив ему самостоятельное ведение раскопок упомянутых поселений эпохи поздней бронзы под Казанью, а в дальнейшем препоручил всю исследовательскую программу, связанную с первобытной археологией. Кроме того, в силу черт своего характера и подлинной интеллигентности, Калинин не мог не предоставить Халикову полную свободу творчества. Все это в немалой степени способствовало становлению А.Х. Халикова как исследователя и личности.
Альфред Хасанович Халиков состоялся как ученый прежде всего как «бронзовик». Первая половина 50-х стала для него временем упорной и кропотливой работы с массовыми археологическими материалами, полученными Куйбышевской экспедицией, и музейными собраниями. Итогом этих лет стало становление А.Х. Халикова как ученого, а также защита кандидатской диссертации «История населения Казанского Поволжья в эпоху бронзы» (1955) и выход двух монографических публикаций (Калинин Н.Ф., Халиков А.Х., 1954), в которых обосновывалось выделение приказанской культуры. Появление этих работ наряду с известной статьей Н.Я. Мерперта (1954) явилось тогда событием в изучении бронзового века Поволжья. Публикации Н.Ф. Калинина и А.Х. Халикова перевели дискуссию о характере так называемых приволжских стоянок (терминология А.П. Смирнова, О.Н. Бадера, К.В. Сальникова) в русло серьезного научного обсуждения, в ходе которого получили положительную оценку основные результаты и идеи авторов, кроме одной, но в данном случае важнейшей: с самого начала выделение приказанской культуры было воспринято неоднозначно. Халикову пришлось отстаивать право на существование этой культуры в долгих и нелегких научных «битвах». Пожалуй, никакая другая из выделенных им культур не вызывала столько споров, как приказанская. Сродни разве что более поздние дискуссии о столице Волжской Булгарии, ранних этапах тюркизации Среднего Поволжья и Приуралья и дате основания Казани.
Сейчас, спустя десятилетия, стало очевидным, что в споре о характере приказанской культуре правы были обе стороны: А.Х. Халиков, отстаивавший ее самобытность, и А.П. Смирнов с коллегами (А.В. Збруева, К.В. Сальников, О.Н. Бадер и др.), утверждавшие обратное (Кузьминых С.В., 1999). Что же вызывало неприятие последней стороны? Халикову ставилось в упрек то, что им не выявлены основные элементы, характеризующие эту культуру, что остается неясным ее специфический вещевой комплекс. Бесспорно, сказывался и личностный момент: А.Х. Халиков не воспользовался при выделении приказанской культуры уже существовавшими в литературе терминами «приволжская», «луговская» и «курмантау», предложенными Смирновым, Збруевой и Сальниковым, хотя в значительной мере все эти термины были синонимами. У них вызывали возражение и территориальные рамки приказанской культуры, особенно на востоке, в Прикамье. Халиков отстаивал ее автохтонное развитие, объясняя специфику культурогенеза тесными связями с соседними племенами. Но в этом случае, не находили удовлетворительного решения такие проблемы, как появление «текстильной» керамики в Среднем Поволжье, андроноидный характер памятников типа Луговского 2 и Сусканского 1 поселений, сложение ананьинской культуры и многие другие, которые обсуждались уже тогда и обсуждаются до сего дня (Кузьминых С.В., 1982; 1999).
Однако сейчас, оценивая сделанное А.Х. Халиковым в те годы, для нас важны не столько его конечные заключения, сколько тот импульс, который был дан халиковскими исследованиями и гипотезами, в том числе и остро дискуссионными, дальнейшей разработке указанных выше проблем. Уже в работах 50-х годов четко просматривается новый уровень как в накоплении и анализе соответствующих источников, так и в самом направлении разработки проблем бронзового века, в стремлении к предельной ее «историзации» в соответствие с веяниями и духом той эпохи.
Все это отчетливо проявилось и при обращении А.Х. Халикова (1956; 1958) к проблемам каменного века Среднего Поволжья. До начала 50-х само их обсуждение строилось на обзоре случайных находок (Шмидт А.В., 1934; Худяков М.Г., 1935; Калинин Н.Ф., 1948; Смирнов А.Л., 1952) сводясь, к констатации наличия или отсутствия палеолитических либо неолитических памятников и оставляя этот обширнейший регион Восточной Европы белым пятном между Верхним Поволжьем и Прикамьем, где к тому времени памятники каменного века уже были хорошо известны благодаря работам В.А. Городцова, Б.С. Жукова, А.Я. Брюсова, О.Н. Бадера и др. В 1949 г. Калинин и Халиков у с. Деуково на востоке Татарии открыли первое в крае палеолитическое местонахождение, а в 1953 г. у пос. Обсерватория близ Казани — первые поселения со слоями неолита и волосовской культуры. Тремя годами позже — уже в рамках работ Марийской экспедиции — уд. Русская Луговая близ Волжска была обнаружена первая мезолитическая стоянка. Так состоялось настоящее открытие каменного века и энеолита Среднего Поволжья, что позволяло перейти от общих рассуждений, характерных для работ его предшественников, к серьезному анализу источников, который и будет предпринят А.Х. Халиковым в последующее десятилетие.
Следующей важной вехой в творческом пути Альфреда Хасановича стали вторая половина 50 — первая половина 60-х. В эти годы произошел резкий и качественный рывок в изучении каменного века и эпохи раннего металла Волго-Камья, и в первую очередь благодаря его неуемной энергии. Значительно расширилась география полевых исследований руководимых им экспедиций: Татарская и Марийская республики, Горьковская и Кировская области. В ходе этих работ стал постепенно вырисовываться замысел создания монографического труда о древней истории Среднего Поволжья, в котором ключевую роль играло изучение бронзового века. Оперативная публикация материалов Куйбышевской, Марийской и Горьковской экспедиций (Халиков А.Х., 1958; 1960; 1961; 1962; Халиков А.Х., Безухова Е.А., 1960; Халиков А.Х, Халикова Е.А., 1963, Халиков А.Х., Лебединская Г.В., Герасимова М.М., 1966) не просто создала Халикову имя в научном мире, но прежде всего продемонстрировала те качественные сдвиги, что произошли в исследовании мезолитических, неолитических, волосовских, балановских, абашевских, чирковско-сейминских, поздняковских, приказанских и ананьинских древностей.
В начале 60-х годов А.Х. Халиков подвел итоги четырехлетних работ (1956—1959) Марийской экспедиции. Их результаты, особенно в области первобытной археологии, явились поистине впечатляющими. Важнейшим из них стало изучение непрерывного и последовательного во времени ряда взаимосвязанных друг с другом археологических памятников, начиная от эпохи позднего палеолита до конца бронзового века. Халиков не только ввел их в научный оборот, но на базе новых первоклассных материалов предложил схему развития — пока предварительную — истории древнейшего населения Волжско-Камского края. По сути она явится ядром его будущей концепции древней истории Среднего Поволжья (Халиков А.Х., 1960).
Логическим завершением данной схемы станет раннеананьинский период, поскольку именно в эту эпоху сформируются, по мнению А.Х. Халикова, этнические основы современных финно-угорских народов Волго-Камья. Не случайно в ходе работ Марийской экспедиции столь пристальное внимание будет уделено поискам и изучению памятников раннего железного века. Ананьинская проблематика с конца 50-х станет для него столь же родной и близкой, как и позднебронзовая, и интерес к ней Альфред Хасанович сохранит до конца своих дней. Исследованные им Акозинский могильник и Васильсурское 2 городище на Волге, Г.А. Архиповым — городище «Ройский шихан» на Вятке, В.Е. Стояновым — Богородское и Русенихинское городища на Ветлуге существенно пополнят источниковую базу средневолжского ананьина, которая ранее исчерпывалась небольшими материалами Пустоморквашинского могильника, Копаньского городища и селища Малахай (Збруева А.В., 1952). В 1962 г. А.Х. Халиков приступил к раскопкам одного из крупнейших некрополей раннего железного века в Европе — Старшего Ахмыловского (Патрушев B.C., Халиков А.Х., 1982).
Главный итог этих работ — выделение особой (средневолжской) этнокультурной группы населения со своеобразными чертами материальной культуры, важнейшей из которых является «совместное бытование двух типов сосудов — ананьинских с примесью толченых раковин в тесте и сосудов с примесью песка в тесте и преимущественной «текстильной» обработкой поверхности» (Халиков А.Х., 1962, с. 115). За сочетанием данных групп керамики А.Х. Халиков прозорливо увидел этнокультурное взаимодействие ананьинского мира и раннегородецких (текстильных) племен Поволжья и Окского бассейна. К обсуждению этих идей он еще не раз вернется в целом ряде работ, однако подведение основных итогов изучения эпохи раннего железа Волго-Камья будет осуществлено им только во второй половине 70-х (Халиков А.Х., 1977).
В это же десятилетие наряду с ананьинскими А.Х. Халиков проявляет интерес и к раннесредневековым древностям. Вместе с Н.Ф. Калининым (1960) он вводит в научный оборот материалы Именьковского 1 городища. Рукопись статьи, вероятно, была оперативно подготовлена для очередного тома «Трудов Куйбышевской археологической экспедиции» непосредственно по завершении раскопок 1953—1954 годов, ибо мы не обнаруживаем в ней отношения к новым идеям по именьковскому кругу памятников, что обсуждались в 1956 г. на конференции по археологии, древней и средневековой истории народов Поволжья в Казани, где В.Ф. Генинг (1956, с. 43; 1959, с. 208—210) предпринял попытку выделить эти памятники в самостоятельную — именьковскую — культуру, не связанную истоками с Прикамьем и финно-угорским миром. Авторы публикации Именьковского 1 городища продолжают связывать культуру памятников этого типа с восточными буртасами в русле известных взглядов Калинина (1948). Но уже вскоре, с изданием материалов Рождественского могильника с трупосожжениями (Генинг В.Ф., 1960; Генинг В.Ф., Стоянов В.Е. и др., 1962), в докладе на 3-м Уральском археологическом совещании Халиков (1962) отказался от восточнобуртасской и позднегородецкой (А.П. Смирнов, А.М. Ефимова и др.) этнической принадлежности именьковской культуры, а также поддержал П.Д. Степанова в том, что памятники этого типа на р. Суре отличны от древнемордовских.
Раскопки Писеральского (II—III вв.) и Мари-Луговского (IV—V вв.) могильников, городищ середины I тыс. н.э. и древнемарийских кладбищ Х—XI вв., позволили А.Х. Халикову активно включится в средневековую финно-угорскую проблематику. Новые материалы Марийской экспедиции сразу же стали предметом дискуссии — прежде всего Писеральский могильник, который был отнесен Халиковым (1962, с. 135) к пьяноборскому кругу памятников. А.П. Смирнов (1961, с. 120—121), подтверждая наличие в нем типично пьяноборских вещей и признавая большую роль пьяноборцев в этнокультурной жизни Марийско-Чувашского Поволжья, все же связал этот памятник с потомками абашевцев, сохранившихся, по его мнению, небольшими островками среди бесспорно городецких племен. К этой мысли Смирнова склонял курганный обряд захоронения, не находивший тогда аналогий в материалах железного века Поволжья и Прикамья. Полемика вокруг этнокультурной принадлежности Писеральского могильника вновь развернется между ними в 70-е гг., когда А.Х. Халиков (1977) поставит вопрос о добулгарской тюркизации Среднего Поволжья и Приуралья и в итоге придет кзаключению, что памятники типа Писеральских и Андреевских курганов принадлежали тюркоязычным предкам чуваш (Халиков А.Х., 1987, с.23).
В то же время, казалось бы, не менее сложная проблема— формирование древнемарийской народности — таких споров не вызовет. Азелинская принадлежность Мари-Луговского могильника, древнемарийская — Веселовского, Руткинского и др., контакты азелинских племен с позднегородецкими в Вятско-Ветлужском междуречье и ряд других вопросов решались А.Х. Халиковым в русле предшествующих идей А.П. Смирнова (1952). Первый из них придавал, может быть, большее значение азелинской доминанте в процессе культурогенеза луговых марийцев, тогда как второй склонялся к позднегородецкой основе сложения и горных, и луговых мари.
В первой половине 60-х годов сформировались взгляды А.Х. Халикова по истории ранних булгар, которые фактически не претерпят существенных изменений за 30 лет его занятий над этой проблемой. Толчком для обращения к ней послужили раскопки в 1957 и 1960 гг. Большетар-ханского могильника, а затем публикация его материалов, осуществленные совместно с В.Ф. Генингом (1964). Кроме того, в 1961 г. Халиков вместе с Е.П. Казаковым и Е.А. Халиковой приступили к иссследованию еще одного, крупнейшего ныне раннебулгарского некрополя — Танкеевского. Материалы этих могильников позволили ему выступить с гипотезой о превалирующей роли в формировании населения ранней Волжской Булгарии тюркоязычных племен небулгарского происхождения и финно-угорских аборигенов Волжско-Камского края. И тогда, и впоследствии, выслушав немало упреков по поводу этого заявления со стороны местных историков, А.Х. Халиков (1989, с. 77) не отступал от своего убеждения о многокомпонентное™ культуры и этнического состава населения ранней Булгарии, доказывая это многочисленными историческими и археологическими фактами.
Помимо всех указанных направлений, важнейшее значение в экспедиционной и научной деятельности А.Х. Халикова, начиная с 1961 г., приобрела организация систематических спасательных работ в зоне затопления Куйбышевской ГЭС в пределах Татарстана (Габяшев Р.С. и др., 1976), которые продолжаются и поныне. Приустьевая часть Камы и прилегающие участки Волги оказались настоящим археологическим «Эльдорадо». За короткий срок здесь было выявлено более 700 ранее неизвестных памятников самых разных эпох, по преимуществу срубных, приказанских, именьковских и булгарских. Большинство из них подверглось катастрофическому разрушению, но, по крайней мере, их удалось зафиксировать, а затем и учесть в ряде выпусков «Археологической карты Татарской АССР». Кроме того, материалы сотен памятников удалось сохранить, а десятки поселений и могильников доследовать, включая такие уникальные как Новомордовский 1 со стелами VIII— VII вв. до н.э., неолитическое захоронение на Гулькинской стоянке, раннебулгарский Танкеевский и т.д.
Раскопки Лебединской 1 и 2 стоянок дали А.Х. Халикову недостающие звенья для создания дробной периодизации волго-камского неолита. Изучение ряда приказанских могильников (Маклашеевский 3, Новомордовский 5, Полянский 2 и др.) позволило уточнить вопросы происхождения и хронологии этой культуры. Выявление огромного массива памятников срубной общности в левобережных районах Камы привело Халикова к заключению о том, что все Закамье — от Волги до Белой — было освоено срубными племенами. Для решения вопросов происхождения ананьинской культуры важное значение приобрело исследование серии раннеананьинских поселений (Курган, Гремячий ключ и др.) и могильников (Полянский 2, Новомордовский 1 и др.). Обследование зоны Куйбышевского водохранилища дало импульс П.Н. Старостину для изучения древностей именьковской и азелинской культур, Е.П. Казакову, Т.А. Хлебниковой и Р.Г. Фахрутдинову — памятников Волжской Булгарии и Казанского ханства.
Ситуация с сохранением археологического наследия в нашей стране всегда была далека от идеальной, а уж в зоне действующих водохранилищ — просто катастрофической. Если бы не подвижничество А.Х. Халикова и руководимого им коллектива казанских археологов, в настоящее время мы имели бы в реестре памятников зоны затопления Куйбышевской ГЭС только те из них, что подверглись предварительному обследованию. Опыт Халикова и его коллег показал, что никакие предварительные поиски в зонах будущих водохранилищ, особенно такого как Куйбышевское с его огромными волжскими и камскими поймами, не выявляют и малой доли имеющихся здесь археологических памятников. Этот отрицательный опыт будет впоследствии учтен при организации работ Нижнекамской и Чебоксарской экспедиций, которые сопровождались сплошными археологическими разведками подтопляемых и уходящих под воду территорий. К тому же повторное изучение функционирующего Куйбышевского водохранилища специально не финансировалось. Рассчитывать приходилось на имеющиеся бюджетные средства. Это потребовало от А.Х. Халикова изменения не только собственных экспедиционных планов, но в целом стратегии работ казанских археологов. В начале 60-х гг. он передает руководство Марийской экспедицией Г.А. Архипову, хотя и продолжает совместно с В.С. Патрушевым исследование Ахмыловского комплекса. На ближайшие годы основные усилия Татарской археологической экспедиции А.Х. Халиков направит на охранные работы в зоне Куйбышевского водохранилища, рекогносцировочные — в будущем ложе затопления Нижнекамской ГЭС, разведочные — в ряде районов республики, памятники которых оказались недостаточно представленными в составлявшейся тогда «Археологической карте Татарской АССР».
Важнейшим этапом в творческом пути А.Х. Халикова стала, пожалуй, вторая половина 60-х гг., когда пришла пора для подведения итогов сделанного за полтора десятилетия напряженного, тяжелого труда, реализованных в докторской диссертации «Среднее Поволжье в эпоху камня и бронзы» и фундаментальной монографии (Халиков А.Х., 1966; 1969). Сделано было, действительно, немало, однако защита диссертации, по свидетельству современников, складывалась непросто. Все оппоненты положительно оценили рукопись, но в то же время подвергли серьезной критике некоторые разделы, прежде всего связанные с приказанской культурой (А.П. Смирнов, О.Н. Бадер) и каменным веком (Н.Н. Гурина).
Важную роль при прохождении диссертации в ВАКе сыграл «черный» положительный отзыв П.Н. Третьякова (он сохранился в архиве А.Х. Халикова). Полемика, сопровождавшая эту защиту, ни в коей мере не умаляла высокий научный авторитет А.Х. Халикова и значимость его исследования. Она лишь подчеркивала сложность и диску ссионность большинства обсуждавшихся проблем. Удивляло другое: что сделанное, достойное труда целого коллектива, было делом рук одного человека.
В культуре позднего палеолита Волго-Камья А.X. Халиков видел отчетливые сибирские черты. Миграции палеосибирского населения продолжались, на его взгляд, и в мезолитическую эпоху, хотя на западе Среднего Поволжья он отмечает памятники с микролитическими формами орудий волго-окского круга. Этнокультурное взаимодействие восточных (волго-камская культура) и западных (балахнинская) групп населения прослеживается им и в неолите. Специалистами уже подчеркивалось, что изучение Халиковым волосовских древностей на Средней Волге позволило протянуть нить от неолитической эпохи к бронзовому веку. Важное значение имели выявленные им остатки металлообработки на поселениях Руткинском, Луговом Борке и др. Появились надежные свидетельства для отнесения волосовской культуры к медному веку.
А.Х. Халиков поддержал выделение О.Н. Бадером балановской культуры. Особенно важными оказались результаты раскопок Кубашевского и Васильсурского поселений, которые позволили наметить периодизацию культуры и ее дальнейшие судьбы. К открытию новой культуры — чирковско-сейминской — привело изучение Чирковского, Галанкиной Горы и других поселений. Благодаря работам Халикова, существенно расширился ареал абашевских древностей в Среднем Поволжье, наметилась их связь с памятниками покровского типа. Впервые на территории края были изучены поселения поздняковской культуры, основной ареал которой связан с бассейном Оки. Важное значение имело исследование в Закамье и в бассейне Свияги древностей срубной общности, в результате которого была очерчена северо-восточная периферия этого мира и стал яснее характер его взаимодействия с населением поздняковской и приказанской культур. Последняя стала предметом особого внимания А.Х. Халикова. Ей принадлежала ключевая роль в той этногенетической цепи, что связывала ананьинскую культуру с волосовской и далее, с волго-камской неолитической. Древо финно-угорского этно- и культурогенеза не могло вырасти, если какое-то звено в этой цепи выпадало. Поэтому Халиков, вероятно, сознавая некоторую уязвимость той конструкции исторического развития приказанья, что он отстаивал, и обратил весь свой талант на ее укрепление.
Таковы лишь некоторые проблемы, обсуждение которых на рубеже 60—70-х годов стало возможным благодаря трудам А.Х. Халикова. Сам он в последующие годы с той же неуемной энергией обратился к средневековой археологии Среднего Поволжья и Приуралья. Главным научным направлением становится для него булгароведение," которое обрело в его лице, особенно после кончины в 1974 г. А.П. Смирнова, нового — пусть и не всеми признанного — лидера.
Проблемы археологии, истории и культуры волжских булгар интересовали А.Х. Халикова и раньше (примером тому исследования Больше-тарханского и Танкеевского могильников), но только с 1967 г. он целиком погружается в булгарскую археологию, начав широкомасштабные раскопки Билярского городища. Ему удалось объединить усилия высококвалифицированного коллектива исследователей, в составе которого наряду с археологами работали историки, антропологи, остеологи, карпологи, архитекторы и др. Биляр стал наиболее хорошо изученным и эталонным памятником домонгольской Булгарии. В результате почти 25-летних раскопок установлены стратиграфия и хронология культурных напластований городища, вскрыты наиболее ранние для северной зоны Восточной Европы кирпичные здания, руины древнейшей Соборной мечети, многочисленные жилые и хозяйственные постройки, колодцы, остатки пока единственной в булгарской археологии юрты Х в., производственные сооружения, могильники рядовых горожан, некрополь булгарской знати и др. Получен весьма значительный, а в ряде случаев уникальный (ручка трипода с рунической надписью, свинцовая печать древнерусского князя Всеволода Большое Гнездо и пр.) вещевой материал, расширяющий наши представления о своеобразной и высокоразвитой материальной и духовной культуре населения булгарского города Х — начала XIII вв. Серия коллективных монографий и сборников статей по археологии Биляра, подготовленных и изданных под редакцией А.Х. Халикова (1976; 1979; 1985; 1986), получила широкую известность среди специалистов.
Огромен личный вклад А.Х. Халикова в достижения билярской археологии. Это и аэрофотосъемка (совместно с Н.И. Игониным) городища и его окрестностей, определение хронологических рамок существования Биляра (922—1236 гг.), обоснование точки зрения о единовременном возникновении внутреннего и внешнего города, гипотеза о возможной локализации золотоордынского Биляра на месте Билярских 2 и 3 селищ и т.д. (Халиков А.Х., 1973; 1976; 1984 и др.). Изучение кирпичных строений на Билярском городище дало толчок для исследования проблем домонгольской булгарской архитектуры. А.Х. Халикову (совместно с Р.Ф. Шарифуллиным), в частности, удалось доказать, что сложение булгарской архитектурной школы произошло уже в конце Х — начале XI в. Он сознавал важность самостоятельного изучения темы «Биляр и его округа» и сделал первые шаги в ее разработке, проведя рекогносцировочные раскопки Балынгузского городища, Николаев-Баранского могильника, урочища «Святой ключ» и некоторых других окрестных памятников.
Приступая к раскопкам Билярского городища, А.Х. Халиков уже был сторонником существовавшего еще с XIX в. мнения о Биляре как единственной столице Волжской Булгарии Х — начала XIII вв. Новые исследования дали ему весомые аргументы для обоснования этой гипотезы (Халиков А.Х., 1973). В пользу столичности Биляра, а не Булгара на Волге, свидетельствовали, по его мнению, не только огромные размеры города (его площадь в Х—XI вв. около 600 га, в то время как Болгарского городища не более 12 га) или наличие на центральной площади Соборной мечети с расположенным поблизости некрополем знати, но и слабая насыщенность VI (раннего) слоя Болгара вещевыми и строительными остатками при обилии таковых в нижнем горизонте культурного слоя Биляра. Археологическая недоказанность тезиса о месте чеканки первых булгарских монет в Булгаре на Волге и историко-географическая — о пребывании здесь Багдадского посольства 922 г. (см. о его маршруте в «Записках» Ибн Фадлана) также убеждали А.Х. Халикова в правоте отстаиваемой им гипотезы в той острой полемике с А.П. Смирновым (1972), Р.Г. Фахрутдиновым (1974; 1975) и Т.А. Хлебниковой (1975), что развернулась на страницах журнала «Советская археология». Впоследствии новые аргументы в пользу этой гипотезы привел Ф.Ш. Хузин (1995), что ввело ее — наряду с традиционной (смирновской) — в арсенал булгароведения.
В начале 70-х годов развернулась еще одна дискуссия — вокруг проблемы начальных этапов тюркизации Среднего Поволжья и Приуралья, в которой главными оппонентами вновь выступили А.Х. Халиков (1971; 1974) и А.П. Смирнов (1971; 1974). Для патриарха булгарской археологии она стала фактически последним публичным выступлением, поэтому столь весомым остается его наказ, что «изучению проблемы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья должны предшествовать источниковедческая работа, точный вещеведческий анализ, выявление всех культурных компонентов с количественным их учетом. Только после этого можно приступать к историческим обобщениям» (Смирнов А.Л., 1974, с.325). Смирнов, признавая внедрение угорского, сарматского и тюркского элементов в культуру поволжско-приуральского населения в эпоху Западнотюркского каганата, а позднее и Хазарской державы, остался сторонником традиционной точки зрения, согласно которой тюркизация региона произошла только в булгарскую эпоху.
Халиков попытался реконструировать несколько предшествующих волн пришельцев, связанных с племенами гунно-тюркского мира и вызвавших значительные этнокультурные изменения в крае.
Как становится ясным спустя годы, зерна истины были и в той, и в другой позиции, но все-таки более правым оказался в споре А.П. Смирнов. Эта дискуссия, протекавшая весьма остро, дала сильный импульс для разработки многих нерешенных проблем археологии I тыс. н.э. Поволжья и Приуралья. «Первую скрипку» в новых исследованиях стали со временем играть археологические коллективы Уфы и Самары, активизировавшие работы в волго-уральской степи и лесостепи. То, что А.Х. Халиков называл добулгарской тюркизацией, в свете последних изысканий может быть названо «угризацией» (в лице кушнаренковско-караякуповских памятников), «славянизацией» (в свете переосмысления этнической принадлежности именьковской культуры) и т.д. Могильники типа Тураевского (Генинг В.Ф., 1976) остаются изолированными на фоне аборигенных финно-угорских древностей. Если даже признать их тюркскую принадлежность (что, несомненно, будет оспорено специалистами), то можно говорить лишь о включении элементов гунно-тюркского мира, но не о самом процессе тюркизации. Он в действительности восходит к добулгарской эпохе, и в этом А.Х. Халиков окажется прав, но процесс этот будет связан с появлением в южных районах Среднего Поволжья населения, оставившего памятники новинковского типа, генетически все-таки связанных с раннебулгарскими древностями (см. об этом более подробно: Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1995, с.167—172).
В 1968—1972 годах разворачиваются масштабные археологические исследования в будущих зонах затопления Чебоксарской и Нижнекамской ГЭС. Казанские археологи, памятуя об опыте своих работ на разрушаемых объектах Куйбышевского водохранилища и проведя в предшествующие годы активные разведочные поиски, сосредоточили основные усилия на стационарном изучении ряда микрорайонов на востоке Татарстана. Работы Татарского отряда Нижнекамской экспедиции, и прежде всего учеников А.Х. Халикова (Р.С. Габяшев, Е.П. Казаков, М.Г. Косменко, П.Н. Старостин), привели к качественному обновлению источниковой базы ряда эпох и способствовали прорыву в изучении мезолита, неолита, энеолита и средневековых культур этого региона. Работы Марийского отряда Чебоксарской экспедиции по сути стали продолжением сделанного в предшествующее десятилетие, но особенно важную роль они сыграли в изучении волосовской культуры и раннего железного века. А.Х. Халиков сосредоточил усилия отряда (Г.А. Архипов, В.С. Патрушев, В.П. Третьяков, В.В. Никитин, Т.В. Колодешникова), прежде всего, на раскопках памятников Ахмыловского археологического комплекса, где главным объектом стал для него Старший Ахмыловский могильник. В эти годы в основном были завершены его полевые исследования. Работы в Ахмылове вспоминаются поучительными методическими уроками, которые Альфред Хасанович преподал своим молодым коллегам на сложных грунтах могильника раннего железного века.
Еще в процессе раскопок А.Х. Халиков, проявляя редкую в профессиональной археологической среде щедрость и сознавая роль материалов этого уникального памятника для многопланового исследования истории населения западных пределов ананьинского мира, привлекает к работе над ними В.С. Патрушева (1984) и С.В. Кузьминых (1983) всячески стимулируя их поиски. В конечном итоге это приведет к пересмотру существующих представлений о средневолжском ананьине (см. обзор мнений: Марков В.Н., 1994), в том числе и в трудах самого А.Х. Халикова (1977).
Важной, но неимоверно трудной вехой в жизненном и творческом пути стала для А.Х. Халикова середина 70-х годов (1974—1977), и связано это, прежде всего, со сложными перипетиями вокруг обоснования 800-летия Казани. Исследовательский интерес не только к истории и археологии средневековой Казани, но и ее более поздних периодов Альфред Хасанович впитал от своего учителя Н.Ф. Калинина, который в 30—50-х годах был, несомненно, лучшим знатоком истории и культуры города. В конце 40-х Калинину в этом активно помогали его студенты и, конечно же, наиболее деятельный из них — Саша Халиков. Спустя почти 30 лет, в 1974 г., ему удалось развернуть масштабные историко-археологические поиски в Казанском Кремле, которые привели к ряду интереснейших открытий.
А.Х. Халиковым была создана научно обоснованная стратиграфическая шкала культурных напластований Казанского Кремля. Впервые удалось выделить V—древнейший — слой, датированный второй половиной XII — первой половиной XIII в. (Халиков А.Х., 1985, с. 90). Правомерность выделения домонгольского слоя была убедительно доказана в 1990-е годы коллективом исследовательской проблемной группы «Археология Казанского Кремля» (Ф.Ш. Хузин, Т.А. Хлебникова, Р.Ф. Шарифуллин, А.Г. Ситдиков). Более того, новыми раскопками получена серия выразительных находок, позволяющих датировать начало отложения древнейших напластований Казани рубежом Х—XI в.
В числе крупнейших достижений Казанской экспедиции, возглавляемой А.Х. Халиковым, следует отметить изучение древнейших оборонительных укреплений XII—XIII вв., в том числе белокаменной стены булгарской крепости, остатков двух ханских мавзолеев с могилами Махмуда сына Олуг Мухаммеда и Мухаммед-Эмина (предположение о принадлежности одного из них Сафа-Гирею оказалось недостаточно обоснованным), а также определение динамики развития города в XII—XVI вв. Все это наряду с упоминавшейся в «Казанской истории» неизвестного автора второй половины XVI в. датой возникновения Казани в 1177 г. позволяло поставить вопрос о праздновании 800-летнего юбилея города.
В силу ряда причин: тактических ошибок самого А.Х. Халикова, завязавшейся дискуссии вокруг ранней даты Казани (Егоров В.Л., 1975), совпадения намечающегося юбилея города с приближающимися торжествами по случаю 60-летия Великого Октября — празднование 800-летия Казани осенью 1977 г. было отменено. Возможно, в этом и была «рука Москвы», но прежде всего юбилей похоронила собственная партийно-государственная элита. События, связанные с провалом юбилея города, к тому же протекавшие на фоне тяжелой болезни и угасания жены — Елены Александровны Халиковой (1930—1977), стали тяжелым моральным уцаром для Альфреда Хасановича. Для части республиканской элиты он стал главным виновником срыва праздничных торжеств. От него отвернулись и некоторые представители национальной, прежде всего научной, интеллигенции. Тираж выходящей из печати книги А.Х. Халикова и Л.С. Шавохина «Древнейшая Казань» полностью пошел под нож. Чудом сохранилось лишь несколько сигнальных экземпляров. Дальнейшие исследования в Казанском Кремле, несмотря на важнейшие научные результаты, были признаны после сезона 1978 г. нецелесообразными. Кто-то из коллег искренне сочувствовал Халикову, кто-то явно злорадствовал.
Моральный дискомфорт и вакуум недоверия зародили у А.Х. Халикова в конце 70-х годов мысль покинуть Казань. Но, к счастью, идея эта сама по себе погасла. Нам трудно представить, что он смог бы оставить любимый и родной для него город и ту гору дел, что лежала на нем или была связана с его именем. Именно работа вывела Альфреда Хасановича из депрессии. А дел предстояло немало. Это и продолжающиеся все эти годы раскопки Билярского археологического микрорайона, древне-венгерского Большетиганского и ананьинского Пустоморквашинского могильников, возобновление работ на посаде Казани и многое другое.
В самые тяжелые для него дни 1977 г. А.Х. Халиков готовит к печати рукопись книги «Волго-Камье в эпоху раннего железа (VIII—VI вв. до н.э.)», которая была включена в издательский план «Науки». Фактически книга была написана за три осенних месяца, но замысел ее зрел давно. С завершением раскопок Старшего Ахмыловского могильника пришла пора его реализовать. Однако полностью первоначальный план, а именно: всеобъемлющая характеристика раннеананьинской культуры Волго-Камья — осуществить не удалось. Халиков сосредоточился на характеристике памятников — поселений и могильников, а также орудий труда, оружия; конской узды и посуды.
Выход книги, тем более создававшейся с таким неимоверным трудом, отчасти компенсировал невзгоды этих месяцев, но полного удовлетворения принести не мог. А.Х. Халиков сознавал, что она во многом «сырая» и требует доработки. Кроме того, ему не удалось осветить значительный ряд дискуссионных проблем развития ананьинской общности, которые уже требовали своего разрешения. К некоторым из них он обратиться позднее (Габяшев Р.С., Марков В.Н., Халиков А.X., 1988; Халиков А.Х., 1996; 1992), и прежде всего, в подготовленном, но еще неопубликованном очерке об ананьинской культуре для серии «Археология СССР» (ныне «Археология»), но фактически эта книга станет венцом его изысканий в области раннего железного века. В дальнейшем Халиков передаст разработку ананьинской проблематики в руки своих учеников.
Его увлекают теперь совсем другие идеи, одна из которых— проблема буртас — заставит обратиться к раскопкам в течение ряда лет Армиевского курганно-грунтового могильника в Пензенской области. Оригинальные, но, как часто бывало, спорные построения А.Х. Халикова в вопросе историко-археологического и этнического определения буртас не просто оживили интерес к этой важной теме средневековой истории народов Восточной Европы, но вызвали оживленную дискуссию на страницах журнала «Советская этнография» (Халиков А.Х., 1985; Афанасьев Г.Е., 1984; 1985) и стимулировали проведение ряда специальных конференций в Пензе, организованных Г.Н. Белорыбкиным и А.В. Растороповым.
Конец 70-х — 80-е годы можно было бы назвать в творческой биографии А.Х. Халикова временем «отдачи долгов». Выходят давно задуманные книги о балановской и приказанской культурах (Бадер О.Н., Халиков А.Х., 1976; Халиков А.Х., 1980), разделы в томе «Эпоха бронзы лесной полосы СССР: Археология СССР» (Бадер О.Н., Халиков А.Х., 1987; Пряхин А.Д., Халиков А.Х., 1987; Халиков А.Х., 1987 а,б). Первые фактически были частью и продолжением его докторской диссертации и «Древней истории Среднего Поволжья». В этом же русле написаны разделы о балановской, чирковской и приказанской культурах в «Археологии СССР»: Халиков мало в чем отошел от своих схем и взглядов 60-х. Интереснее очерк об абашевской культуре, в котором нашли отражение последние изыскания А.Д. Пряхина. Однако было бы ошибкой утверждать, что А.Х. Халиков в 70—80-е годы только и отстаивал свои давние научные приоритеты. С большим вниманием следил он за тем, что делалось его учениками в разных сферах археологии; Халиков старается участвовать в большинстве конференций и региональных полевых семинаров, где часто выносит на суд коллег заведомо крамольные идеи и с легкостью может отказаться от тех своих взглядов, несостоятельность которых становилась очевидной.
В эти же годы наконец-то начинает реализовываться проект, связанный с изданием серии «Археологическая карта Татарской АССР» (Халиков А.Х., Габяшев Р.С. и др., 1981; 1985; 1986; 1988; 1989; 1990). Работа над ним, как известно, началась в 1945 г. по инициативе Н.Ф. Калинина и завершилась в 1990 г. с изданием последнего, шестого, тома карты. Огромная заслуга А.Х. Халикова в том, что все эти годы он планомерно добивался сплошного археологического обследования территории Татарстана. Помимо самого Халикова прекрасными «разведчиками» проявили себя Р.С. Габяшев, Е.П. Казаков, П.Н. Старостин, Р.Г. Фахрутдинов, открывшие львиную долю археологических памятников. Их усилиями, а также нескольких поколений студентов-археологов Казанского университета удалось выявить, описать и ввести в соответствующие тома карты около 4500 памятников. Осуществление столь масштабного проекта не имело тогда равных в СССР. Признанием заслуг авторского коллектива стало присуждение А.Х. Халикову и ряду его коллег Государственной премии Республики Татарстан в области науки и техники (1994).
Много сил А.Х. Халиков потратил на подготовку к изданию диссертационного исследования покойной Е.А. Халиковой (1986) о домонгольских мусульманских могильниках Волжской Булгарии. Он завершил начатые ею раскопки Большетиганского могильника VIII—IX вв., оставленного, по мнению Халиковой, древними венграми в период их проживания на территории легендарной Великой Венгрии, и ввел этот памятник в научный оборот (Chalikova E.A., Chalikov A.Ch., 1981). Выход этих работ, а также публикация материалов раннебулгарских Танкеевского и Тетюшского могильников, предпринятая Казаковым, является лучшей данью памяти Елены Александровны Халиковой.
В этой связи вспоминается, какое неоценимое участие проявил А.Х. Халиков в судьбе научного наследия своего друга — абхазского археолога М.М. Трапша, способствуя изданию его трудов (в четырех томах). Под его редакцией выходят труды покойных Л.Н. Соловьева и П.Д. Степанова. Редакторская работа всегда отнимала у него колоссальное количество времени, но он имел к ней вкус и редко отказывал кому-либо из коллег в помощи и содействии.
С 1981 г. по инициативе А.Х. Халикова археологическим коллективом ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова в координации с другими научными центрами Волго-Уралья была начата работа по созданию многотомной «Археологии Среднего Поволжья и Приуралья». Халиков активно ратовал за претворение этой идеи в жизнь и приложил немало усилий для ее реализации. Завершить этот проект планировалось в середине 90-х. Однако — первоначально ввиду издательских лимитов и закрепления отдельных выпусков за конкретными центрами (Казань, Йошкар-Ола, Уфа, Самара, Ижевск, Сыктывкар), а затем обрушившихся финансовых проблем, — для большинства томов дело так и не пошло дальше подробных планов-проспектов. Правда, отчасти это компенсировалось серией монографий о волго-уральских древностях самых разных эпох, вышедших как в России, так и за рубежом. Но все же те рукописи, что существуют хотя бы в черновом варианте («Каменный век», «Энеолит», «Поволжские финны»), необходимо довести до издания. Вероятно, это станет лучшей данью памяти Альфреда Хасановича со стороны его учеников и коллег. В целом же осуществление на новом этапе исследований предложенного им проекта «Археологии Среднего Поволжья и Приуралья» — это безусловно перспективной и научно значимой программы — остается актуальной задачей волго-уральской археологии.
К числу халиковских «долгов», безусловно, принадлежит и реализация в 80-е годы издательской программы, связанной с введением в научный оборот огромного количества археологических источников, добытых Билярской экспедицией. Большую радость доставила А.Х. Халикову книга о родном городе «Казань в памятниках истории и культуры» (1952), в которой им написано большинство очерков. Столетие со дня рождения своего учителя Н.Ф. Калинина в 1988 г. Халиков отмечает проведением в Казани конференции «Ранние болгары в Восточной Европе». Поражает его «всеядность» этих лет: он откликается на удивительно разные темы и проблемы. Это и идеологические представления и культурные взаимодействия древнейших обществ, преемственность. археологических культур Волго-Камья, роль Великого переселения народов в образовании варварских государств, этногенез пермских финнов, балто-марийские контакты, новый взгляд на этнос именьковцев и многое-многое другое и наряду с этим —татарская кулинария, средневековое врачевание, 100-летие Финно-Угорского Общества и т.д. Но основные его работы все же связаны с самыми разнообразными проблемами истории и культуры волжских булгар и татар Поволжья и Приуралья.
Последний период научной деятельности Альфреда Хасановича Халикова приходится на начало 1990-х годов. Он вновь, как в молбдости, ощущает необыкновенный творческий подъем, неоднократно признаваясь, что этому в немалой степени способствовало освобождение от многих административных забот. Не связанный какими-либо плановыми обязательствами, Халиков чувствует себя свободным в выборе тематики исследований. И обретенную свободу он направляет прежде всего на активизацию своих этногенетических штуций. Выходит (правда, в сжатом виде) первая часть давно читаемого в Казанском университете курса лекций «Основы этногенеза народов Среднего Поволжья и Приуралья» (1991), посвященная финноязычным народам (к сожалению, вторую часть курса — о тюркоязычных народах края — университетское издательство до сих пор держит «под сукном»). Появляется серия работ, в том числе научно-популярных, об истории и культуре Волжской Булгарии и Золотой Орды, происхождении поволжских татар, русских фамилиях булгаро-татарского происхождения и т.д. (Халиков А.Х., 1989; 1991; 1992 а,б; 1994).
В этой связи необходимо заметить, что в последние годы в российской научной и квазинаучной литературе, и особенно в Татарстане, вновь горячо дискутируется вопрос об этногенезе татарского народа. При этом зачастую забываются огромные заслуги А.Х. Халикова в разработке данной проблемы, а его научное наследие рассматривается лишь в узких рамках школы «булгаристов» Между тем, именно Халиков еще в 60-х годах со всей остротой поставил вопрос о необходимости комплексного подхода к изучению этнической истории тюркоязычных народов Среднего Поволжья и Приуралья, выступив в республиканской печати с программной статьей «О происхождении казанских татар» («Советская Татария», 1966, 3 июля), в которой прямо указывалось на ошибочность широко распространенной теории, отождествляющей поволжских татар только с домонгольскими булгарами. А.Х. Халиков подчеркивал, что последние послужили основой при формировании казанских татар; на эту доминанту наслоились довольно значительные включения различных по своему происхождению групп населения.
Халиковские работы последних лет звучат сегодня особенно актуально, когда группой историков активно разрабатывается «новая» концепция, в основе которой лежит признание в качестве почти единственного предка всех этнографических групп татар (поволжских, сибирских, астраханских и даже крымских) т.н. «тюркоязычных татар», проникших из Центральной Азии на Волгу вместе с полчищами Батыя в 1236 г. Эта концепция совершенно игнорирует одно из важнейших заключений булгароведения (которое базируется на большом количестве археологических и исторических фактов и которое активно — вслед за А.П. Смирновым — отстаивал и А.Х. Халиков) о значительной роли волжских булгар в этногенезе казанских татар.
А.Х. Халиков и в эти непростые годы начисто лишен политиканства: его заметный публицистический напор служит прежде всего целям просвещения собственного народа и орудием для защиты отстаиваемых идей.
Его по-прежнему влечет поиск неизведанного. В этом отношении весьма показательны историко-археологические разыскания по древнему торговому пути из Булгара в Киев, инициированные Халиковым и осуществленные в 1989—1991 гг. совместно с киевскими коллегами. Большой коллектив исследователей под руководством А.Х. Халикова и А.П. Моци (1997) проделал исключительно плодотворную работу по археологической детализации зафиксированного в трудах восточных авторов караванного маршрута. Халиков (1997) берется также за изучение остатков знаменитой «крепости-мечети» на Елабужском (Чертовом) городище, от которой сохранилась только одна из четырех угловых башен — единственный памятник архитектуры домонгольских булгар, построенный в XI—XII в. и дошедший до наших дней. В последние годы жизни А.Х. Халиков активно работал над рукописью монографии «Древняя Казань (XII—XVI вв.)», которую, к сожалению, как и многое из задуманного, ему не удалось завершить.
В этой незавершенности видится свой определенный смысл, если воспринимать ее как эстафетную палочку, которую должны подхватить ученики А.Х. Халикова и донести ее до финиша, то есть до реализации его идей. В данной связи позволим коротко коснуться проблемы взаимоотношения Халикова и его учеников, которая заслуживает, конечно же, специального рассмотрения. Если обратиться к первобытной археологии, парадоксально, но факт: в большинстве исследований, выполненных в развитие халиковской концепции древней истории Среднего Поволжья, сохранялась ее «материя», но «дух» был совершенно иным. Чтобы понять это, достаточно обратиться к работам М.Г. Косменко, М.Ш. Галимовой, Р.С. Габяшева, В.В. Никитина, Б.С. Соловьева, В.Н. Маркова, С.В. Кузьминых и др. Зачастую А.Х. Халиков сам стимулировал «инакомыслие» своих учеников и коллег, со временем переводя эти иные мысли в собственные. Можно вспомнить лишь единичные случаи, когда он остро воспринимал поиски учеников. Так, преодолевая сопротивление Халикова, отстаивал свои взгляды Р.С. Габяшев. Но, пожалуй, это единственное исключение из правила: чаще всего Альфред Хасанович с интересом воспринимал и высоко оценивал сделанное учениками. Халиков очень остро переживал уход, «измену» учеников, особенно талантливых, в которых уже была вложена частица его души (Ф. Кузахметова и др.).
Весьма важным и поучительным мы считаем вспомнить о некоторых чертах творческого метода А.Х. Халикова. Они в арсенале Халикова были традиционными, эмпирическими, хотя он и не был чужд новых веяний и приемов, связанных с естественнонаучными методами. Его отличали «всеядность», поистине бескрайний хронологический и тематический размах задуманного и сделанного в науке. В урало-поволжской археологии он наряду с В.Ф. Генингом, пожалуй, «последний из могикан». Становление ученых с таким исследовательским диапазоном — от палеолита и до главлита — ныне уже анахронизм. Таковы требования самой науки. Вместе с тем приходится сожалеть, что с уходом этих гигантов теряется очень многое, главным образом, широта их исследовательских подходов.
А.Х. Халиков был одержимым (в лучшем смысле этого слова) исследователем, причем не только в пору своей юности. Известно, что он не чурался радостей жизни, но первой спутницей в ней была для него все же археология. Археология была для него также средством самоутверждения как личности и ученого. В отличие от Гейинга - теоретика, Халиков проявил себя прежде всего как публикатор. Теоретические штудии как таковые были ему чужды. Его больше интересовали введение в научный оборот, анализ и синтез конкретных материалов, проблемы этнической истории. Через все творчество А.Х. Халикова проходят несколько главнейших тем: этногенез финно-угорских и тюркоязычных народов края, история и культура Волжской Булгарии, Казань в свете археологических и исторических источников.
При их разработке в нем удивительным образом уживались автохтонист и миграционист, и он с горячностью отстаивал то или иное начало в зависимости от определенного археологического и исторического контекста. Взгляды его могли неожиданно, на первый взгляд, меняться, но очевидно, что этому предшествовала определенная внутренняя работа. Редкими являются случаи, когда А.Х. Халиков держался какой-либо идеи, уже заведомо изжившей себя. Так, вспоминается семинар, посвященный происхождению народов уральской языковой семьи в Ижевске (Напольских В.В., 1992), где он продолжал настаивать на сибирских корнях урало-камского палеолита в явном противоречии с современными археологическими данными. В то же время в соответствии с теми же данными Халиков отказался (в отличие от ряда местных историков и лингвистов) от тюркской этнической принадлежности именьковской культуры, которую он с таким упорством отстаивал в спорах с А.П. Смирновым.
Поучительно отношение А.Х. Халикова к археологическим источникам. С одной стороны, он является автором раскопок и добротных публикаций блистательных памятников (Пепкинский курган. Старший Ахмыловский и Большетиганский могильники, Билярское городище и др.). С другой стороны, в нем уживалось наряду с этим стремление «выжать» из памятников более того, что они могли дать. Об этом с сожалением писал А.А. Формозов (1977).
Завершая обзор основных вех творческого пути А.Х. Халикова, можно без преувеличения и по праву именовать 50—60-е годы халиковским этапом в изучении каменного века и эпохи раннего металла Среднего Поволжья. Им была создана целостная концепция древней истории обширнейшего региона Европейского континента, которая покоится на огромной и надежной источниковедческой базе и в своих основных частях выдержала испытание временем. Создание нового такого труда на качественно иной основе сейчас возможно только в рамках коллективных усилий.
Четверть века А.Х. Халиков был погружен в сложнейшие проблемы археологии, истории и культуры Волжской Булгарии, став достойным преемником А.П. Смирнова. В эти годы археология домонгольской Булгарии совершила качественный рывок в своем развитии. И, пожалуй, важнейшую роль в этом сыграли исследования Билярского городища. Неоценим вклад А.Х. Халикова в изучение этногенетических проблем финно-угорских и тюркоязычных народов Поволжья и Приуралья. Именно благодаря его усилиям историко-археологическое изучение Казани было поставлено на научную основу и принесло богатейшие открытия. Фактически, какую бы из актуальных проблем волго-уральской археологии мы не вспомнили, везде обнаруживается большой или малый «след» А.Х. Халикова, пытливость и живое воображение которого не позволяли ему остаться в стороне от их обсуждения.
Те годы, что с нами нет А.Х. Халикова, показали, как мало мы ценили цельность и масштабность этой личности, его дар видеть за теми или иными археологическими фактами события широкого исторического звучания и самые мельчайшие явления жизни. Он был наделен особым талантом общения. Вокруг Альфреда Хасановича никогда не было пустоты, потому что он умел притягивать и располагать к себе людей. С его уходом образовался вакуум, который ощущается на конференциях и семинарах, в студенческих аудиториях, в лабораторных и полевых диспутах. Нам не хватает того живого заинтересованного общения, которое давало импульс, и не только молодежи, для новых поисков и идей. И не столько вакуум идей, сколько вакуум общения мы особенно остро чувствуем сейчас, когда с нами нет А.Х. Халикова. Его всегда отличали удивительная работоспособность, беззаветная преданность археологии, широта научных интересов и знаний, благожелательность к коллегам и требовательность к себе, душевная щедрость и редкий дар общения. Таким А.Х. Халиков остался в нашей памяти. И хотелось бы надеяться, что таким он останется в памяти новых поколений археологов Поволжья и Приуралья.
Работа выполнена при содействии РФФИ (проект N 98-06-80040).

	Губайдуллин Айрат Маратович, кандидат исторических наук
	Набиуллин Наиль Гатиатуллович, кандидат исторических наук
	Ситдиков Айрат Габитович, кандидат исторических наук
	Хузин Фаяз Шарипович, доктор исторических наук, руководитель раскопок в Казанском Кремле
	Шарифуллин Рафинд Фуатович

Декабрь 2003 г. Научная конферения в Институте истории Академии Наук РТ. Доклад по исследованиям древней Казани.